Автор: Lady Cousland, Mary Sue
Категория: Dragon Age II
Рейтинг: R
Персонажи и пейринги: фем!Хоук/Фенрис
Жанр: ангст, романс.
От автора: Не могла не написать. Просто - не могла не. This is how I feel © Родилось за час, если не меньше - настолько требовало выхода.
Настоятельнейше рекомендуется читать под:
Статус: закончен.
Горечь.Агреджио горчило, но в горечи этой не было злости или досады из-за неудавшейся битвы, пусть локоть и саднило - зацепило клинком. Садилось солнце, и последние его лучи, по-осеннему щедрые, заливали мостовые - не достигая, впрочем, разбитых окон имения. В доме Фенриса, так удачно доставшемуся от бывшего уже хозяина, всегда стояли синие сумерки. Было ли это отражением внутреннего мира его самого, никто не мог сказать наверняка. Впрочем, некоторые вещи вовсе не нуждаются в словесном подтверждении.
Фенрис сделал еще один глоток вина. Напиток согревал и горло, и желудок, но миновал душу, да и стоило ли ждать волшебного исцеления от алкоголя? Надеяться на это было бы слишком глупо, а глупости, как известно, и без того достаточно сопровождают его по жизненному пути. Ни возраст, ни перенесенные им тяготы так и не снизили их количества и - видит Создатель - не собирались этого делать.
Сколь было бы проще, осмелься он солгать, назвав глупостью причину, по которой целенаправленно напивался.
Причина сидела напротив, расслабленно опустив локти на колени - или, по крайней мере, казалось, что расслабленно. С тем же успехом она могла расположиться, ведя переговоры с разъяренным Аришоком.
Фенрис не знал, зачем приходила Хоук - раз за разом, неизменно, регулярно, почти безучастно спрашивая его о новостях - какие, Архидемон ее побери, могут быть новости? - и планах на будущее. Знала ли она сама? Он не решался гадать, подспудно, ничтожно надеясь, что виною ее визитов была тоска. По нему, по ним? Существовало ли в ее сознание сакральное "мы"? Кто знает. Говорило ли это о его собственной тоске? Безусловно. И для осознания этого вовсе не нужно было ходить к любящему поиграть в знатока душ Андерсу за ответом.
К счастью, вопросы всегда можно утопить в алкоголе. Или, по крайней мере, попытаться.
- Авелин сказала, ты вновь попросил ее увеличить количество патрулирующих.
Голос Хоук, спокойный и мерный, раздражал столь же, сколь был желанным. Все это походило на безыскусный фарс, до того откровенный, что хотелось кричать.
Он бы и покричал.
- Попросил.
Она вздохнула, откидываясь на спинку скрипучего кресла. Обвела взглядом комнату - вскольз, не цепляясь за детали. Фенрис знал, что последует дальше.
- Ты не думал о переезде? Видит Создатель, я и злейшим врагам не пожелала бы селиться в таком месте.
- Мне нравится. Так надо.
"Кому?" - читалось на ее лице. Под левым глазом почти затянувшийся порез, - мельком отметил Фенрис, - губа опять рассечена. Не бережется, никогда, словно от него нахваталась, изображает берсерка, даже когда пляшет на краю бездны - неважно, материальной или не совсем. Он почти потянулся, касаясь, пальцы дронули - отвел прежде, чем вечер стал бы безнадежно испорчен. Впрочем, какой вечер можно назвать удавшимся? Дни смешались с ночами, превратившись в одно целое серое, приправленное горечью и жаждой мести. Да, месть стала единственным чувством, что двигала его вперед и заставляла вставать с кровати - снова и снова, едва зачирикают птицы. В Киркволле много птиц.
- Фенрис...
- Не надо, - отрезал он, поведя рукой - не будь бутылка давно ополовиненной, плеснуло бы на стол. - Мне здесь нравится.
- А мне нет.
- Так не приходи.
Сказать это оказалось гораздо проще, чем ему думалось. Он замер, отчетливо осознавая, что произнесенное вслух останется в воздухе, достигнет чужих ушей... осознается и, быть может, повлияет на эфемерное "завтра", что всегда остается для него неизменным "сегодня".
На лице Хоук не дрогнул ни один мускул. Она никогда не скупилась на эмоции, но была много терпимее, чем он сам. Там, где Фенрис давно погрузил бы светящуюся лириумом руку в чужое податливое тело, безжалостно сжимая в кулаке сердце, она оставалась спокойной, ироничной, лишь иногда - хмурящейся.
- До завтра, - в голосе ее не было ни обиды, ни злости, лишь странная уверенность в том, что это "завтра" наступит - как наступало сотни веков подряд. Хоук поднялась с места - ни щепоти неуверенности, ни мнимой дрожи в коленях, в то время, как его собственное нутро лихорадило и рвало на части. Кристально трезвый, он как никогда четко осознавал, что она уходит, как уходила всегда, но переступят ли ее ноги порог его двери вновь? Чье разочарование повисло между ними - его или ее? Несбыточные надежды давно разбились о трусость, и окончательный разрыв - не на словах, но на действии - был лишь вопросом времени и сил.
Было ли в его нежелании запирать дверь поместья что-то, помимо мнимой лености? Фенрис слишком хорошо знал ответ.
Он не хотел задерживать ее, уверенный в собственной неспособности строить, но знающий, как ловко умеет ломать, насквозь израненный местью, больной своей выматывающей песьей привязанностью, что мешала спать ночами и заставляла выть, словно волк, слишком слабый, чтобы бороться - но отчаянно, осознанно желающий этого. Он не хотел, но шагнул вперед, незаметно для самого себя, преодолевая метры, обнимая пальцами ее запястье, обжигающе-горячее под его ледяной ладонью. Острая спираль, туго закручивающая где-то в самом его сердце, начала расправляться, толкая на ненужное, толкая к ней - ближе, вплотную, чтобы заглянуть в глаза и почувствовать дыхание.
И, в общем-то, не нужно было ходить к Андерсу.
Губы Хоук горчили лучше самой крепкой гномьей браги, но он целовал их вновь и вновь, отчаянно, как в первый и последний их раз, когда - справедливо - казалось, что через мгновение она исчезнет, оставив его одного на ночном, влажном от близкого присутствия моря ветру. Он чувствовал слабый привкус железа, почти неуловимый, мешающийся с кислотой вина, и полубезумно слизывал языком выступившую кровь, забывая дышать, думать, понимать - где, как, что? Крошилась под ногами разбитая плитка, превращаясь в сизую пыль, холодил камень, где-то совсем рядом блеснуло давно брызнувшее из рамы стекло. Хоук не сказала ни слова, безропотно прижимаясь лопатками к полу, увлекая Фенриса за собой, оплетая руками, словно гибкими ветвями сильвана. Ее касания приносили боль, и боль эта, будь она проклята, была желаннее любой свободы - он подавался вперед, торопливо избавляясь от собственной одежды, сдирая с Хоук штаны и нагрудник, срывая крепления, стремясь ощутить и запомнить в полной мере - не всплывшие в голове картинки прошлого, приникнуть, опьяненный не вином, но ею. "Фенрис", - бормотала она его имя, вышептывала, выстанывала после, скользя губами по взмокшей шее, плечам, вырисовывая свои собственные клейма, что - видит Создатель - впечатались в его тело много лучше ненавистного лириума или валласлина и захватили разум искуснее самого умелого мага крови. Ее тело было податливым и чутким, горячим, чувственным, и он присасывался ртом, прикусывал зубами, сминал пальцами, ласкал неумело и жадно, задирая к горлу тунику с вырванной в спешке шнуровкой, которую не хватило терпения снять. Наверное, ей больно - думал он отстраненно, - наверное, нужно остановиться. "Это безумие", - соглашалась с ним Хоук, обнимая бедрами - и целовала, целовала, целовала, мешая в единое пот и слезы, обжигающе-нежно касаясь ладонями щек. Фенрису казалось, что он умирает - или возносится к самому Создателю, и солнечный свет вот-вот разорвет его на кусочки, слишком темного, слишком безумного для дарованного им блаженства.
...пальцы легко скользили по ссадинам на ее спине, где-то - тонким, словно нить, где-то широким, подобно стилету. В голове его не было ни единой связной мысли, лишь сконцентрированная, рвущая изнутри, нежность. Он прижался губами к одному из порезов, слизывая кровь, и доведись кому наблюдать за ними, этот кто-то не преминул бы повертеть у виска пальцем. Говорят, даже у стен есть глаза и уши. Фенрису было плевать.
- Прости, - пробормотал он. Хоук зябло повела плечами и оправила рубашку.
- Мне нужно идти.
Руки ее дрожали.
...дождь обрушился на Киркволл столь же внезапно, как Мор на Ферелден. Вода заливала подоконники, штурмуя пустые глазницы окон, и холодные брызги оседали на полу, прибивая поднятую было пыль. Фенрис прикрыл глаза, ловя ртом влагу, и тряхнул головой. Он не чувствовал холода - лишь долгожданное облегчение, прогнавшее болезненное наваждение. Он помедлил, задержавшись ладонью на ручке двери, смутно догадываясь, что где-то совсем рядом, всего в паре домов от него Хоук точно так же стоит перед своим порогом, запрокинув лицо к темному, безразличному небу. Алая лента, повязанная на запястье, казалось, затягивалась все сильнее, слушая биение его пульса. Рассеянно коснувшись ее пальцами, Фенрис вернулся в дом.
За три года она порядком поистрепалась.
Завтра он скажет ей, что нашел свою сестру. Завтра он скажет, что ему жаль - а потом добровольно положит голову на плаху, доверяясь. И - видит Создатель, в которого он так старается поверить - ничуть не удивится, если Хоук захочется отсечь ее.
И, быть может, все-таки стоит заглянуть к Андерсу. Так, на всякий случай.
END.